Книга Один шанс из тысячи [СИ] - Владимир Анатольевич Тимофеев

class="p1">России и всему миру повезло в том, что проведенный американцами «эксперимент’ударил по ним самим. То, что они этого не ожидали, выяснилось лишь в сентябре, когда, наконец, появились достоверные сведения о Шмулевиче. Полученную информацию проверяли и по линии МИДа, и через агентов. Расчеты беглого израильского ядерщика произвели заново и серьезных противоречий не обнаружили. Единственное, чем в ЦИАНТе дополнили теорию 'схлопывания флибра» — это предположение об «анизотропическом проколе пространства».

Новую «улучшенную» гипотезу приняли за основу для собственного эксперимента.

Провести его требовалось в самые кратчайшие сроки.

Из допросов доктора Чарльза Рассела и его помощников Эндрю Дэйла и Джона Стивенса стало ясно: американская сторона ударными темпами восстанавливает утраченную в мае технологию «управляемых сдвигов».

Вывезенных с Кубы ученых привлекли к проекту уже после случившейся катастрофы, и они мало что знали о предыдущих успехах. Тем не менее, из их показаний удалось выудить много чего интересного. В частности, выяснилось, что раньше проблемой «Дверь» занимались в Национальной лаборатории Лос-Аламос, а исследованиями, по всей видимости, руководил исчезнувший в мае профессор Мафлин. От федеральных властей его курировал лично госсекретарь Майкл Помпео, умудрившийся потом «застрелиться» прямо на совещании у президента Соединенных Штатов. Шмулевич же, как оказалось, последние несколько лет регулярно контактировал с Лайоном Мафлином и имел непосредственное отношение к проекту «Дверь». После ядерной катастрофы он, скорее всего, собирался использовать результаты исследований в личных целях, однако что-то пошло не так, и реализовать задуманное израильтянину не удалось. Его «прощальное письмо» дошло-таки до адресата, и это означало, что Шмулевич либо погиб, либо, что более вероятно, был арестован американцами и теперь работал на них, продолжая дело профессора.

Складывающаяся ситуация до боли напоминала ядерную гонку сороковых. России, как и Советскому Союзу тогда, требовалось любой ценой обеспечить военно-технологический паритет. То, что американцы восстановят досадно утраченное, сомнений не вызывало. Вопрос заключался лишь в том, смогут ли русские ответить тем же. Сегодня от этого — ни много ни мало — зависела судьба всей планеты…

—…таким образом, наиболее оптимальным представляется сосредоточить все силы именно на ЦИАНТе без привлечения каких-то иных структур, — закончил говорить Михальчук.

— Спасибо, Валентин Константинович. Я понял вашу позицию. С Президентом Академии Наук буду говорить сам, — руководитель страны что-то отметил в блокноте и, не обращая внимания на покрасневшего Михальчука, повернулся к директору ФСБ. — Вас, Александр Васильевич, я тоже прошу поприсутствовать. Обсудим, кому ещё поручить производство заготовок для флибра.

— Так точно. Предложения я подготовлю.

— Прекрасно. Перейдем ко второму вопросу…

По второму вопросу докладывали сразу несколько человек. Премьер, министры обороны, иностранных и внутренних дел, начальник Генштаба, представители политической и военной разведок…

Речь шла о выполнении задач, поставленных ещё в мае-июне и откорректированных по «вновь открывшимся обстоятельствам» в сентябре-октябре.

Проводимые в стране реформы по своему масштабу и сложности больше всего напоминали эвакуацию советской промышленности в далёком и страшном тысяча девятьсот сорок первом.

Рассредоточение военных частей, населения, производства, объектов энергетики и транспорта. Перевод на «отечественную платформу» систем информации, связи и телекоммуникаций. Массовое внедрение интернет-фильтров. Глубокая реорганизация управления и охраны узловых станций трубопроводных систем, железных дорог, автотрасс, морских и речных портов. Срочное введение в строй новых, а также заброшенных старых аэродромов и складов Росрезерва.

Экономические методы принуждения применялись совместно с административными, а временами и силовыми.

Несмотря на то, что военное положение отменили ещё в июне, и политика, и экономика стремительно переходили на военные рельсы. Зачем? Многие этого, действительно, не понимали. Сопротивление непопулярным и жестким действиям федеральной власти оказывалось на всех уровнях, от отдельных губернаторов и представителей бизнес-элиты до безработных и люмпенов. Объяснять всем и каждому смысл проводимых реформ возможности не было. Поэтому достаточно часто приходилось просто давить. Давить до упора. «Закручивать» гайки кувалдами. Вбивать «гвозди» кузнечным прессом…

Истеричные вопли о полицейском произволе, возвращении ГУЛАГа, «совка» и административно-командной системы раздавались со всех сторон. Провокаторы всех мастей трудились, как заведённые, умалчивая о главном: то же самое происходило практически по всему миру.

Система власти видоизменялась и ужесточалась везде. Где-то больше, где-то меньше, но, в целом, курс на усиление роли государства просматривался совершенно отчетливо. В условиях внезапного дефицита энергии и исчезновения ядерных вооружений по-иному и быть не могло.

Сдерживать рвущиеся наружу конфликты, экономические, политические, общественные, могла только сильная, а иногда и просто диктаторская власть. На улицах и площадях еще совсем недавно сверхтолерантной, привыкшей к покою Европы бушевали настоящие сражения всех со всеми. Националисты, беженцы, сторонники традиционных религий, сектанты, любители пива, трезвенники, водители, железнодорожники, авиаторы, офисные клерки, чиновники… Полиция, как правило, не справлялась, и им на помощь приходили армейский части…

На фоне катастрофического снижения безопасности крупные бизнес-компании одна за другой уходили под крыло государства и превращались в госкорпорации, средние становились их местными подразделениями, а малый бизнес неумолимо скатывался в нишу простого индивидуального предпринимательства.

То же самое происходило в относительно благополучных странах Юго-Восточной Азии и Латинской Америки. Вымученное с огромным трудом перемирие между Пакистаном и Индией грозило в любую минуту снова перерасти в войну. Китай ввел у себя законы, грозящие смертной казнью не только зачинщикам, но и любым, даже невольным участникам массовых беспорядков.

Словно лакмусовая бумажка грядущих времен, всё активнее проявлялись застарелые споры и дрязги между отдельными странами и народами, и некому больше было их сдерживать и увещевать.

Конечно, после победы в двухдневной войне и проведенного с блеском футбольного чемпионата многие втайне надеялись, что роль хранителя мирового порядка возьмёт на себя Россия. Однако, увы. Уже через месяц стало понятно: становиться вместо Соединенных Штатов новым жандармом Россия не собирается. Моральным лидером — сколько угодно, третейским судьей — возможно, распорядителем чужих судеб — спасибо, не надо. Сами, всё сами. А если и помогать кому-то, то только на определенных условиях, с учетом прежде всего российских стратегических интересов, а не каких-то там… общечеловеческих ценностей…

Как это ни удивительно, единственным регионом, где сохранялось относительное спокойствие, был Ближний Восток. Возможно, из-за выросшей в несколько раз цены на углеводородное топливо, а может быть, просто потому, что там и без ядерной катастрофы диктаторские режимы считались наиболее подходящей формой правления. Плюс немаловажное значение имел тот факт, что к октябрю в странах Залива и рядом не осталось ни одного американского или натовского солдата. Некому стало мутить воду и устраивать «революции». Прекратили финансировать «повстанцев» и местные нефтяные монархии. Даже извечный возмутитель спокойствия — «маленький, но гордый» Израиль — удерживал в узде свою манию стрелять на любой чих и тихо сидел за забором-границей, ощетинившись во все стороны ракетами и радарами и молча следя за соседями по региону: не собираются ли они в новый джихад против еврейского государства? Соседи пока не собирались, хватало других проблем…

—…вопрос, как реагировать на фактический роспуск ООН, остаётся открытым.

После произнесенных министром слов возникла предсказуемая пауза.

Все смотрели на президента. Мнения разделились, и его голос становился решающим.

Эйфория июньских побед прошла, обстановка в мире опять ухудшалась, и ухудшалась катастрофически.

То, что Соединенные Штаты вернутся к «доктрине Монро», предсказывало большинство аналитиков. Единственное, в чем они ошибались — это насколько решительным окажется подобное возвращение.

Ударов по Кубе и Венесуэле ждали, к ним готовились, строили планы, рассматривали варианты противодействия. Все понимали, что в Западном полушарии воевать с Америкой бесполезно. На этом театре Штаты обладали подавляющим превосходством в силах и средствах. Поэтому ставку делали на максимальное затягивание конфликтов, вплоть до партизанской войны, и жесткое дипломатическое давление. В этом случае, предпосылки для успеха имелись. Своими действиями США наступали на больную мозоль практически всем. Силовое вытеснение с рынка европейских и азиатскихконкурентов гарантированно вызывало ответную реакцию. Тщательное изучение позиций сторон приводило к вполне убедительному прогнозу: дипломатическое давление будет обязательно усилено торгово-финансовым. Для этого даже делать ничего не придется. Партнёры организуются самостоятельно. Политика санкций, к которой так часто прибегали Соединенные Штаты, с не меньшей силой обрушится и на них самих. Результат — очевиден. Без зримых военных успехов и поддержки соседей Америка не устоит…

Увы, но, как это всегда и бывает, прогнозы не оправдались.

Противник сумел